Громакова О.Н.
ВЕРБАЛИЗАЦИЯ ТЕМЫ ОДИНОЧЕСТВА В ПИСЬМАХ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ К АННЕ ТЕСКОВОЙ *
Аннотация:
в работе рассмотрены языковые средства вербализации темы «одиночества» в письмах Марины Цветаевой к Анне Тесковой. Описана специфика репрезентации одиночества на уровне парадигматических отношений в эпистолярных текстах.
Ключевые слова:
одиночество, лексические средства, вербализация, Цветаева, парадигматические отношения, эпистолярные тексты
Одиночество – это эмоционально-психологическое состояние неудовлетворённости, дисгармонии, влияющее на взаимодействие субъекта с внешним и внутренним миром и порождающее чувства страха, тоски, грусти, страдания, безысходности [1, с. 95]. Одиночество отличает индивидуальность, такое состояние не может быть межличностным, оно похоже на интимное переживание человека. Понятие «одиночество» имеет свои составляющие: «физическое одиночество», «психическое одиночество», «эстетическое одиночество» [2, с. 99].Семантическое ядро понятия «одиночество» представлено признаками отдельности, отличия человека, отсутствия связей с другими людьми. Основной является сема «отдельности человека».В авторском тексте ядерные и периферийные признаки рассматриваемого понятия часто отличаются от общепризнанных представлений. Это связано с авторским восприятием реальности, а также с читательской оценкой художественного текста.Частные письма М. Цветаевой к А. Тесковой, будучи разновидностью эпистолярного жанра, довольно глубоко и правдиво отражают эмоционально-психологическое состояние автора.Состояние одиночества в текстах писем представляет прежде всего лексема одиночество, так как именно она, являясь смысловым центром, называет обозначенное состояние человека. Центральными лексемами вербализации можно также считать прилагательные одинокий, одинок. В письмах М. Цветаевой часто употребляется краткое прилагательное одинока, входящее в состав именного сказуемого и характеризующее субъект (автора писем): «Я очень одинока, бывают у нас только евразийцы, им я не интересна, или так же мало интересна, как мне – они. Не те – миры, не тот язык, им мое все равно, мне – их», «Так одинока как это пятилетие я никогда не была» [3, с. 140].Целостность понятия одиночества в тексте формирует система синтагматических и парадигматических отношений. Данная работа посвящена описанию парадигматических отношений. Синонимия и антонимия, представляющие парадигматические отношения ядерных лексем (одиночество, одинокий, одинок) в тексте писем формируют понимание причин, следствий, продолжительности и степени одиночества.Описание одиночества реализуется через слова с общей семой, например, скучать, скука, тоска, которые называют следствие одиночества. Противопоставление себя обществу формируется в тексте оппозицией всех много – скучаю, одна: «Но, евразийцы или нет – всех вместе слишком много, скучаю, как никогда – одна» [3, с. 89], «От всей души хочу Вас, к Вам, быть с Вами. У меня с Вами покой и подъем (покой без подъема – скука. Подъем без покоя – тоска). Если бы Вы знали как мне ску-у-учно с людьми!» [3, с. 55], «…меня кроме природы, т.е. души, и души, т. е. природы – ничто не трогает, ни общественность, ни техника, ни-ни – Поэтому никуда не езжу: ску-учно!» [3, с. 74].Ряд синонимических отношений дополняет слово пустынно: «Среди людей какого бы то ни было круга я не в цене: разбиваю, сжимаюсь. Поэтому мне под Новый Год было – пустынно. (Чем полней комната – тем...)» [3, с. 78].Парадигматические отношения реализуется также вовлечением в текст лексем любить/любовь, дружба/ дружить, нравиться с отрицанием. Но даже без отрицания данные лексемы почти лишены положительной коннотации: любовь у М. Цветаевой всегда мучительная, а дружба недолгая и ненастоящая: «С молодыми поэтами я не дружу: слабые стихи и сильное самомнение, хвалят друг друга по взаимному уговору, мне там делать нечего» [3, с. 83], «...Вы человек, который исполнил все мои просьбы и превзошли все мои (молчаливые) требования преданности и памяти. Так, как Вы, меня никто не любил», «Может быть я долгой любви не заслуживаю, есть что-то, – нужно думать – во мне – что все мои отношения рвет. Ничто не уцелевает. Или - век не тот: не дружб. Из долгих дружб – только с вами и кн<язем> Волконским, людьми иного поколения» [3, с. 110], «Я никого не люблю – давно, Пастернака люблю, но он далёко… [3, с. 82], «А может быть все это оттого, что я никому не хочу нравиться и (именно потому) – не нравлюсь, может быть дело во мне» [3, с. 158], «Не нравятся мне французские дети, а еще меньше – их родители» [3, с. 123], «Настоящих друзей здесь у меня не было, были кратковременные дружбы, не выжившие [3, с. 156].Абстрактное существительное дружба употребляется во множественном числе, что говорит об условно-конкретном употреблении, с целью указания на утерянную дружбу с отдельными, конкретными людьми.Глагол любить без отрицания употребляется редко. Можно выделить всего несколько примеров: «Единственный человек, которого я здесь по-настоящему полюбила, который меня во Франции по-настоящему полюбил, была Елена Александровна Извольская…» [3, с. 156].Причину состояния одиночества называют лексемы ненависть, ненавидеть: «Меня в Париже, за редкими, личными исключениями, ненавидят, пишут всякие гадости, всячески обходят и т.д. Ненависть к присутствию в отсутствии, ибо нигде в обществ<енных> местах не бываю, ни на что ничем не отзываюсь» [3, с. 63], «С<ергей> Я<ковлевич> меня давно уже не любит (иногда, все реже и реже – жалеет, а бессознательно – ненавидит, как помеху его отъезду в Россию» [3, с. 220].Изучение темы одиночества сопровождается рассмотрением понятий, являющихся причиной и следствием такого состояния как одиночество: страх, неуверенность, отчужденность.Семантикой одиночества наделены лексемы своемыслие, отделенность, описывающие особого человека, чем-либо выделяющегося из общества, или противопоставляющего себя, например: «А от русских я отделена – своими стихами, которых никто не понимает, своим своемыслием, которое одними принимается за большевизм, другими – за монархизм иль анархизм, своими особыми взглядами на воспитание» [3, с. 158].Дальнюю периферию вербализации темы одиночества заполняют отрицательные местоимения никто, никого, не к кому, не с кем, содержащие контекстуальную сему отсутствия поддержки, а соответственно и причинно-следственную характеристику состояния одиночества Цветаевой: «Я трагически-неумела в этих делах и пока никого не вижу, кто бы мне в этом помог» [3, с. 130], «Никого, кроме Гончаровой, из парижских, не хочется видеть» [3, с. 134], «Простите за: я, мне, меня, но правда – некому и не к кому! Обнимаю Вас» [3, с. 139], «Не была даже в Notre-Dame, – не с кем (одна путаюсь) и нет времени. Вот с Вами бы пошла! А с какими-то барышнями – не хочется» [3, с. 33], «…у меня здесь никого нет, ни души – для беседы, как у Мура – никого – для игры. Нас русские, явно, бойкотируют» [3, с. 228], «но у меня никого нет (кроме Андреевой), ни одного человеческого сочувствия, все заняты своим, да и я, выходит, ни на кого не похожа...» [3, с. 194].В семантике слова другой присутствует сема противопоставленности общепринятому, которая заполняет причинную часть сложного понятия одиночества: «…у всех настолько другая жизнь – и внешняя и внутренняя» [3, с. 134].Слова чужой, чуждый ассоциативно связаны с понятием одиночества: «Скажу по правде, что я в каждом кругу – чужая, всю жизнь. Мой круг – круг вселенной (души: то же) и круг человека, его человеческого одиночества, отъединения» [3, с. 78].С лексемами, составляющими понятия «одиночество», частью семантики перекликается слово равнодушие: «Здесь у меня никого нет: русские либо равнодушны, либо (тайно) враждебны» [3, с. 226], «Я очень одинока, бывают у нас только евразийцы, им я не интересна, или так же мало интересна, как мне – они. Не те – миры, не тот язык, им мое все равно, мне – их. Дружеское равнодушие. У меня никого нет» [3, с. 83].В последнем примере средством репрезентации одиночества можно также считать лексему не интересна, которой автор характеризует оценку творчества других писателей.Вербализация понятия одиночества реализуется также и через антонимическую часть парадигматических отношений центральных лексем. Сюда мы относим слова, описывающие взаимосвязь человека с обществом или конкретными людьми, одобрение общества субъектом, желание взаимодействовать с обществом.Слово друг, как и слово любить, почти не имеют адресата. Примеры из писем обращены к А. Тесковой: «Я бы хотела друга на всю жизнь и на каждый час (возможность каждого часа). – Вас. – Кто бы мне всегда – даже на смертном одре – радовался. Такого нет» [3, с. 139].М. Цветаева довольно часто употребляет слово круг в сочетании «свой круг людей». В письмах автора четко представлено отсутствие своего круга или несоответствие этому кругу: «Если бы я была как все женщины моего круга (NB! а есть ли у меня круг?!) – или как все писатели (моего круга, которого уже заведомо нет!), за меня бы все делали, а я бы глядела» [3, с. 133].Слово общество включает антонимичную сему к понятию одиночества. Автор не видит необходимости в обществе, можно сказать, отрицает его: «Мне общество не нужно, мне нужен человек, и из всех людей – больше всего Вы» [3, с. 167].Отметим, что в письмах М. Цветаевой город Прага (там живет адресат) становится своеобразным словом-стимулом описания состояния одиночества, так как автор пишет, что только в этом городе ему будет хорошо, только там живут близкие понимающие люди: «Я бы очень хотела побродить с Вами по Праге, потому что Прага, по существу, тоже такой город – где только душа весит. Я Прагу люблю первой после Москвы и не из-за «родного славянства», из-за собственного родства с нею: за ее смешанность и многодушие» [3, с. 25].Париж и Прага (Франция и Чехия) символизирую два противоположных явления: если Прага – это свой любимый, город, в который автор мечтает вернуться, то Париж – это полное и беспросветное одиночество: «В Париже у меня друзей нет и не будет. Так что – кажется главная моя, да нет – единственная моя радость с людьми – беседа – отпадает. Окончательно переселилась в тетрадь» [3, с. 55], Парижа я так и не полюбила» [3, с. 89], «Франции несмотря на все (этому всему – знаю цену!) я все-таки как-то не полюбила, может быть потому что мне ее – душевно – нечем помянуть», «Париж мне душевно ничего не дал» [3, с. 157].Одиночество вербализируется и через описание менталитета французов. Цветаева не приняла их легкости и веселого нрава. Словосочетание искусство общения в письме автора имеет значение равнодушия и поверхностности. Цветаева в общении с французами теряет индивидуальность и становится «любым», неопределенным человеком: «Так как говорит со мной, говорит с любым, я только подставное лицо, док<оторо>го ему никакого дела нет. Французу дело до себя. Это у них называется искусством общения» [3, с. 158].Слова нужность/ненужность, возможность/невозможность частью своей семантики также определяют связь человека с обществом. У М. Цветаевой часто упоминается ненужность ее творчества из-за непонятости: «В России я поэт без книг, здесь – поэт без читателей. То, что я делаю, никому не нужно» [3, с. 83], «Всё меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна» [3, с. 142].Лексемы дом, семья формируют антонимичную среду в текстах к понятию одиночества. Но в письмах Цветаевой данные слова наделяются коннотацией «сложность общения, непонимание»: «Дома у меня жизнь тяжелая - как у всех нас - мы все слишком особые и слишком разные, коллекция, а не семья!» [3, с. 148].Лексема дом сочетается со словом сиротливо, что говорит об отсутствии гармонии в семье и причинах внутреннего одиночества: «Дома тоже сиротливо. И очень неровно. Лучший час - самый поздний: перед сном, с книгой - хотя бы со старым словарем» [3, с. 179].Состояние одиночества характеризуется протяженностью во времени. У М. Цветаевой данное состояние имеет сходство с обреченностью, так как длится «всю жизнь»: «Я всю жизнь, с детства тянулась к людям старшим и лучшим меня. Скучала: сначала с детьми, потом с подростками, потом с молодежью, ныне - с людьми моего возраста, завтра - с завтрашнего» [3, с. 141].Переписка М. Цветаевой и А. Тесковой длилась около 20 лет. Естественно, что разные жизненные события трансформировали ощущения одиночества автором, но в основе описания данного состояния традиционно была репрезентация отчаяния из-за непонимания и неприятия ее творчества, отсутствия поддержки ее культурной и жизненной позиции.Для Цветаевой одиночество – тяжелая ноша, поэтому средства вербализации носят отрицательную оценку. Одиночество автора не является приятным уединением, это состояние постоянного уныния и безнадежности.Анализ различных средств вербализации «одиночества» в письмах М. Цветаевой позволяет раскрыть индивидуально-авторское понимание состояния одиночества. Переписка свидетельствует о постоянных семейных, творческих и дружественных контактах автора. Одиночество М. Цветаевой – это одиночество при постоянном взаимодействии с людьми. Данное состояние поэтессы складывается из сложностей в понимании окружающих людей, отсутствия понимания ее самой, категоричного отношения к искусству, неприятия изменений в России, чуждости Франции, недоступности любимой Чехии и обид из прошлого. Одиночество М. Цветаевой – это сложное восприятие окружающего мира: страны, города, его жителей, других поэтов, членов семьи. В целом письма демонстрируют глубокий трагизм жизни М. Цветаевой периода эмиграции во Франции.
Номер журнала Вестник науки №5 (86) том 3
Ссылка для цитирования:
Громакова О.Н. ВЕРБАЛИЗАЦИЯ ТЕМЫ ОДИНОЧЕСТВА В ПИСЬМАХ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ К АННЕ ТЕСКОВОЙ // Вестник науки №5 (86) том 3. С. 1175 - 1183. 2025 г. ISSN 2712-8849 // Электронный ресурс: https://www.вестник-науки.рф/article/23134 (дата обращения: 15.07.2025 г.)
Вестник науки © 2025. 16+