Цой М.К.
ТРЕТЬЕ ЮЖНОСЛАВЯНСКОЕ ВЛИЯНИЕ И ИЗМЕНЕНИЕ ЯЗЫКОВОЙ СИТУАЦИИ В ВЕЛИКОРУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ *
Аннотация:
в начале XVII в. на социальную, политическую, культурно-языковую жизнь восточных славян оказывает третье южнославянское влияние, которое приводит к созданию «простого» языка, выступающего как великорусский эквивалент «простой мовы». Однако язык этот создается принципиально иным образом, чем «проста мова». Если «проста мова» вырастает из канцелярского языка юго-западной Руси, то великорусский «простой» язык создается на церковнославянской основе: церковнославянский язык преобразуется по тем признакам, которые противопоставляют книжный и некнижный язык в языковом сознании того времени. В статье рассмотрен вопрос о разрушения диглоссии и переход к двуязычию восточных славян
Ключевые слова:
книжный язык, никоновские реформы, новообрадцы, эллинизация, диглоссия, церковнославянско-русское двуязычие, церковнославянский текст
УДК 1751.8
Цой М.К.
преподаватель
Узбекский государственный университет мировых языков
(Узбекистан, Ташкент)
ТРЕТЬЕ ЮЖНОСЛАВЯНСКОЕ
ВЛИЯНИЕ И ИЗМЕНЕНИЕ ЯЗЫКОВОЙ СИТУАЦИИ
В ВЕЛИКОРУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ
Аннотация: в начале XVII в. на социальную, политическую, культурно-языковую жизнь восточных славян оказывает третье южнославянское влияние, которое приводит к созданию «простого» языка, выступающего как великорусский эквивалент «простой мовы». Однако язык этот создается принципиально иным образом, чем «проста мова». Если «проста мова» вырастает из канцелярского языка юго-западной Руси, то великорусский «простой» язык создается на церковнославянской основе: церковнославянский язык преобразуется по тем признакам, которые противопоставляют книжный и некнижный язык в языковом сознании того времени. В статье рассмотрен вопрос о разрушения диглоссии и переход к двуязычию восточных славян.
Ключевые слова: книжный язык, никоновские реформы, новообрадцы, эллинизация, диглоссия, церковнославянско-русское двуязычие, церковнославянский текст.
Влияние и распространение церковнославянских традиций юго-западной Руси на великорусскую книжную традицию в XVII в. называют условно как «третье южнославянское влияние». Это название имеет в виду южных славян не в этническом, а в географическом смысле (равным образом условным является и термин «русский», который со временем меняет свое содержание). Если в случае первых двух южнославянских влияний речь шла о влиянии балканских славян, в данном случае речь идет о влиянии представителей Юго-Западной Руси [2]. Тем не менее, применение этого термина представляется удобным и в целом оправданным, поскольку третье южнославянское влияние обнаруживает разительное сходство с первыми двумя. И это влияние обусловлено стремлением к восстановлению единого литературного языка православного славянства. Оно, так же как и предыдущие, определяется ориентацией на греческую культуру, причем юго-западнорусская традиция выступает как авторитетный — с великорусской точки зрения — посредник в греческо-русских культурных контактах; тем самым, третье южнославянское влияние приводит к новой волне эллинизации русской книжности [8].
Субъективная ориентация на греков приводит, как и раньше, к объективной роли языка-посредника. Соответствующее восприятие юго-западнорусской традиции определяется тем, что в Юго-Западной Руси поддерживаются контакты с греками, что и естественно в условиях подчинения киевской митрополии константинопольскому патриарху.
Третье южнославянское влияние проявилось прежде всего в книжных реформах патриарха Никона в середине XVII в. Таким образом, как и второе южнославянское влияние, третье южнославянское влияние непосредственно связано с книжной справой. Никоновская и послениконовская книжная справа существенно изменила облик церковнославянского языка великорусского извода, приблизив его к юго-западнорусскому изводу. Старая традиция великорусского церковнославянского языка сохраняется у старообрядцев [4, с. 112].
Вообще никоновские реформы разделили русское общество на старообрядцев и новообрядцев (никониан). Следует подчеркнуть, что если второе южнославянское влияние связано одновременно со стремлением к эллинизации и к архаизации, то в эпоху третьего южнославянского влияния эти два стремления разобщены. Одна часть общества, а именно новообрядцы, является сторонниками эллинизации, другая часть, т.е. старообрядцы, —архаизации. Поскольку старообрядцы оказываются в оборонительной позиции, поскольку им принадлежит пассивная, а не активная роль, они прежде всего призывают к сохранению старины, а не к ее восстановлению, и, тем самым, фактически (объективно) оказываются скорее консерваторами, чем архаизаторами. Старина для них важна как оправдание их традиции и доказательство неправоты никониан. Тем не менее, если не на практике, то в идеологии (субъективно) они именно архаизаторы [4].
Консерватизм старообрядцев определяется их ориентацией на текст: древнейший перевод Святого Писания (на церковнославянский язык) служит для них, как и для многих предшествующих поколений славянских книжников, безусловным авторитетом в лингвистических вопросах. Иную позицию занимают новообрядцы, сторонники никоновских реформ. Для них древнейший перевод Святого Писания есть не абсолютный образец правильного текста, а то, что подлежит изменению и совершенствованию [1]. Акцент делается при этом на грамматической правильности, которая призвана обеспечить адекватную передачу греческого текста Св. Писания в церковнославянском переводе.
Второе южнославянское влияние создает предпосылки для разрушения церковнославянско-русской диглоссии и перехода к церковнославянско-русскому двуязычию. Этот переход и осуществляется в Юго-Западной Руси, тогда как в Московской Руси сохраняется диглоссия. В процессе третьего южнославянского влияния имеет место наслоение (перенесение) югозападнорусской языковой ситуации (два книжных языка: «словенский» и «простой» или «русский») на великорусскую (один книжный язык: «словенский», он же и «русский»). Результатом этого является разрушение диглоссии на великорусской территории. В течение второй половины XVII в. церковнославянско-русская диглоссия преобразуется здесь в церковнославянско-русское двуязычие.
Таким образом, процесс разрушения диглоссии на великорусской территории непосредственно связан с третьим южнославянским влиянием. Однако зачатки этого процесса наблюдаются и раньше с начала XVII в., и это может быть поставлено в связь с аналогичными культурными явлениями, т.е. с ранними проявлениями югозападнорусской культурной экспансии. Все это складывается в единый культурный процесс, истоки которого можно искать в Смутном времени. События Смутного времени обусловили невольный выход Московской Руси из изоляции и столкновение великорусской культуры с польской и югозападнорусской культурой. В первой половине XVII в. прослеживается предпосылка на перестройку отношений между церковнославянским и русским языком, свидетельствующих о начале разрушения диглоссии и зачатках третьего южнославянского влияния [8, с. 89-90].
Как утверждают лингвисты, при диглоссии предполагается невозможным перевод с книжного языка на некнижный или наоборот. Таким образом, невозможно одновременное функционирование соотносящихся друг с другом текстов с одним содержанием на русском и церковнославянском языке. Такое положение вещей мы и наблюдаем до XVII в., однако с начала XVII в. можно встретить единичные примеры подобного функционирования, предвосхищающие переход к церковнославянско-русскому двуязычию во второй половине этого столетия.
Один из таких примеров дает грамота патриарха Филарета архиепископу Сибирскому и Тобольскому Киприану о неблагочиниях в Сибири. Грамота эта написана на церковнославянском языке, однако начало и конец ее изложены по-русски — чередование языков соответствует при этом принципу диглоссии. В конце грамоты говорится: «А сее бы нашу грамоту велел чести вслух в соборной церкви, и для того велел в церковь быть боярину и воеводам и дьяку и детем боярским и всяким служилым и жилецким людем. И которые будет речи будут им неразумны, и ты б им то рассуждал и росказывал на простую молву, чтоб ся наша грамота во всех сибирских городех была ведома...» [5, с. 282].
Итак, предполагается перевод церковнославянского текста на «просту молву», что существенно нарушает принцип диглоссии; при этом выражение «простая молва», возможно, непосредственно коррелирует с «простой мовой», поскольку русcкая молва нормально означало не речь как таковую, но «tumultus, fama» [7, с. 200].
Другим примером может служить Уложение 1649 г. Будучи юридическим памятником, эта книга написана преимущественно на русском приказном языке [3]. Однако в ней встречаются и церковнославянские тексты, что мотивировано сакральным содержанием этих текстов. Так, в статье о крестном целовании (гл. XIV, ст. 10) составители Уложения переходят на церковнославянский язык, когда излагается эпизод из Священного Писания, — распределение церковнославянского и русского языка подчиняется при этом механизмам диглоссии.
Принцип применения церковнославянского и русского языка в Уложении состоит в том, что на церковнославянском языке говорится о сакральном, на русском языке — о мирском. В соответствии с этим принципом составители Уложения переводят на русский язык те статьи мирского содержания, которые они заимствуют из церковнославянской Кормчей (речь идет о законодательстве византийских императоров, вошедшем в Кормчую и переведенном на церковнославянский язык) [3]. В результате появляются параллельные тексты на церковнославянском и русском языках.
Таким образом, в обоих приведенных примерах распределение церковнославянского и русского языка отражает принцип диглоссии, однако факт перевода с церковнославянского на русский язык, обусловливающего появление параллельных текстов, представляет собой признак двуязычия [7, с. 67].
Итак, третье южнославянское влияние приводит к созданию «простого» языка, выступающего как великорусский эквивалент «простой мовы». Однако язык этот создается принципиально иным образом, чем «проста мова». Если «проста мова» вырастает из канцелярского языка Юго-Западной Руси, то великорусский «простой» язык создается на церковнославянской основе: церковнославянский язык преобразуется по тем признакам, которые противопоставляют книжный и некнижный язык в языковом сознании того времени.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
Номер журнала Вестник науки №5 (62) том 2
Ссылка для цитирования:
Цой М.К. ТРЕТЬЕ ЮЖНОСЛАВЯНСКОЕ ВЛИЯНИЕ И ИЗМЕНЕНИЕ ЯЗЫКОВОЙ СИТУАЦИИ В ВЕЛИКОРУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ // Вестник науки №5 (62) том 2. С. 399 - 405. 2023 г. ISSN 2712-8849 // Электронный ресурс: https://www.вестник-науки.рф/article/8143 (дата обращения: 27.04.2024 г.)
Вестник науки СМИ ЭЛ № ФС 77 - 84401 © 2023. 16+